- Сегодня вечером. Похоже, мне не оставили выбора.
- Будьте осторожны, Генри. У людей-домино нет совести, и им неведомо раскаяние. Замкните уши, чтобы не слышать их лжи и их злостных искажений правды. Не уступайте им ни в чем. Задавайте вопросы. Будьте непреклонны. Они почти наверняка предложат вам сделку, но они неизменно запрашивают такую цену, которую никто не может себе позволить. - Она вернула руку моего деда, из которой одиноко торчала пластиковая трубка, ему на грудь. - Я думаю, в конце концов он это понял.
Я увидел, что она плачет.
Со всей неловкостью, на какую был способен, к тому же приправленной голыми эмоциями, я положил руку ей на плечо и принялся подыскивать банальные слова, подходящие к такой ситуации.
- Пожалуйста, - пробормотал я. - Он бы не хотел видеть вас плачущей.
- Я плачу не о нем, - сказала она. Слезы неудержимым потоком текли по ее щекам. - Я плачу о вас. - Она шмыгнула носом, протерла слезы в уголках глаз. - Я плачу из-за того, что ждет вас.
Довольно этого беспомощного бормотания. Кстати, я должен сказать, что большая часть рассказа Генри Ламба о китайском ресторане - чистой воды вымысел; эта несчастная девица просто хотела избавиться от назойливого поклонника и пыталась найти способ, который не слишком бы обидел этого простачка. Да, бедняга Генри был безнадежно поглощен созерцанием ее соблазнительной фигуры, а когда сообразил, что на самом-то деле девице на него наплевать, было уже слишком поздно.
Измотанный треволнениями и событиями предыдущего вечера, принц Уэльский рано улегся спать. Как и идиот Ламб после его первой встречи с Дедлоком, принц изо всех сил старался выкинуть этот эпизод из головы, относиться к нему как к яркому сну или крайне несмешному розыгрышу, но происшествие за завтраком вернуло его к реальности, и вчерашнее во всей его удручающей мрачности снова всплыло перед ним. Мать ответила на его просьбу об информации, прислав маленькую квадратную карточку, четверть которой была занята позолоченной маркой в виде королевской короны и перечислением всех ее званий и титулов. Ниже дрожащим неуверенным почерком были большими буквами написаны три следующих слова:
СТРИТЕР - ЭТО БУДУЩЕЕ
И потому Артур Виндзор был взволнован и не в себе, когда вскоре после девяти часов, одетый в отглаженную Сильверманом пижаму и с томиком Райдера Хаггарда под мышкой, пожелав доброй ночи атлетического сложения слуге, стоящему на страже у дверей, улегся в кровать и постарался поудобнее устроиться на подушке.
Он был абсолютно уверен, что спать ему придется в одиночестве. Лаэтиция через Сильвермана сообщила, что желает провести ночь в своей отдельной спальне - явление сие в последнее время повторялось с нарастающей регулярностью, и Артуру это казалось признаком ее убывающего желания. В полутора главах от конца «Дочери мудрости»[39]принц загнул уголок страницы, положил книгу на столик рядом с кроватью, выключил свет и несколько минут спустя погрузился в сон.
Когда он снова открыл глаза, то почувствовал, что в комнате есть кто-то еще и что именно ее приход и разбудил его. Темнота в спальне была далеко не полной, и он различил знакомый силуэт.
- Лаэтиция? - позвал он с неожиданной надеждой, возбуждаясь. - Ты что - передумала?
Когда фигура приблизилась, он услышал шелковую музыку ее самой сексуально благоухающей ночной рубашки, источающей слабый аромат тех духов, которыми она пользовалась в первые месяцы их любви. Он закрыл глаза в сладостном предвкушении того, что должно последовать, - ее гладкий язык на его лице, ее мягкие ладони, спускающиеся по его телу.
Но не последовало ничего. Совершенно ничего.
- Дорогая? - прошептал он. - Мы так давно не были вместе. Не дразни меня.
По-прежнему ничего. Даже запах ее исчез.
Артур сел на кровати, щелкнул выключателем лампы на столике, сбросил с себя одеяло, завернулся в просторный халат и открыл дверь.
Охранник стоял на своем месте.
- Добрый вечер, сэр.
Принц моргнул, отчаянно пытаясь вспомнить имя.
- Том, так, кажется?
- Да, сэр, так.
- Вы кого-нибудь впускали в мою комнату, Том?
Даже одна эта мысль, казалось, оскорбила его.
- Конечно нет, сэр.
- А мою жену вы, случайно, не видели?
- Насколько мне известно, принцесса Уэльская проводит ночь… в другом месте, сэр.
Это что - издевка? Уж не насмехается ли над ним этот человек? Господи милостивый, неужели всем вокруг известно, что его жена более не желает его?
- Да, вы правы, - холодно произнес принц. - Но вы мне дадите знать, Том, если меня кто-нибудь будет спрашивать?
- Разумеется, сэр.
Артур уже готов был удалиться в свою спальню и серьезно обдумывал мысль прикончить последние полторы главы «Дочери мудрости», когда вдруг услышал смех Лаэтиции.
- Вы слышали, Том?
- Слышал что, сэр?
Принц не ответил, а, ошеломленный, пошел по коридору в направлении источника звука. Услышав его еще раз - этот чистый незамысловатый звук смеха Лаэтиции, он обнаружил, что с трудом сдерживает слезы, потому что в последний раз слышал такой раскованный смех своей жены в те времена, когда они еще не были женаты. Он добрался до конца коридора, но его жены здесь не обнаружилось.
В течение нескольких ужасных секунд он думал, что, возможно, его подвело воображение… но нет - смех повторился, и Артур пошел на его звук по другому коридору, вверх по лестнице, через столовую, гостиную, по бесконечным проходам, мимо многочисленной прислуги, - они все останавливались как вкопанные, завидев его, вжимались в стену и опускали глаза в ковер - вековые традиции привили иммунитет против задавания неудобных вопросов. Артур прошел мимо всех них, слишком гордый, чтобы просить о помощи, путаясь в полах своего халата, шлепая тапочками. Он шел все дальше и дальше по этому лабиринту.
По стандартам семейства Виндзоров, Кларенс-хаус не очень велик и не очень древен (по своей громаде и величию дом определенно уступал той собственности, которую он, принц, в конечном счете унаследует, взойдя на трон своих предков), но когда он шел наобум в тот вечер, ему казалось, что дом стал больше, чем прежде, что он вырос и разросся, приобрел новые причудливые формы. Подгоняемый смехом жены, он брел по комнатам, которых и не помнил вовсе, - оранжерея с растениями удивительной раскраски, громадная библиотека с книгами на невероятных языках, комната, которая казалась странным музеем, заполненным головами убитых на охоте ужасных животных и древних доспехов, предназначенных для существ, не вполне человекоподобных.
Наконец он оказался в зале зеркал, каждое из которых превращало его облаченную в халат фигуру в нечто нескладное и экстравагантное. Потом он увидел ее - в конце зала, она ждала на пороге двери, ее любимая ночная рубашка свободно ниспадала, оставляя ниже шеи широкий клин, лоснящийся от пота. Она улыбалась, тяжело дышала и ждала, когда он подойдет к ней.
- Лаэтиция!
Принц моргнул - и она исчезла, лишь дверь осталась чуть приоткрытой. Дрожа от мучительного возбуждения, Артур бросился за ней в погоню.
В комнате его ждал мистер Стритер. Босой, он сидел на полу и, когда вошел Артур, как раз вводил иглу шприца, наполненного какой-то розоватой жидкостью, в вену рядом с большим пальцем ноги.
- Шеф! - На лице Стритера расцвела радостная улыбка, словно он только что встретился со старым знакомым в баре. - Ты чего-то рановато. - Он выдавил содержимое шприца в вену.
Артур устало повернулся и посмотрел в проем двери. Никакого зала зеркал по другую сторону - всего лишь обычная кишка коридора, по которому он проходил тысячу раз.
- Стритер?
Принц говорил тщательно, осторожно, опробуя языком каждый слог, словно проверял - настоящий ли он.
Светловолосый надевал носки и туфли, убирал шприц.
- В чем дело, дружище? Вид у тебя какой-то пришибленный.
- Я думаю… - медленно проговорил Артур.
- Ну? - нетерпеливым тоном сказал Стритер, как водопроводчик, запрашивающий за работу непомерную цену.
- Я думаю, мне приснился страшный сон, - сказал наконец Артур. - Настоящий ночной кошмар.
Принц заметил, что у Стритера при себе чайник и две чашки. Стритер наполнил по одной для себя и для принца.
- Я разговаривал со своей матушкой. Она говорит, что вы - будущее.
Стритер рассмеялся.
- Мы - будущее, шеф. Мы с тобой вместе. - Он передал принцу чашку. - Пей. Пора нам приступать.
Артур взял предложенную чашку и едва успел поднести ее к губам, как Стритер хлопнул в ладоши, и свет в старом бальном зале погас, а перед принцем снова предстала живая картина.
Его прапрапрабабка, императрица Индии, сидела, переливаясь, перед ним, такая же холодная и несокрушимая, как и прежде, хотя на этот раз Артуру показалось, что в ее движениях чувствуется какая-то удовлетворенность, нечто чуть ли не посткоитальное. Рядом с ней находились трое незнакомцев, трио мужчин в выходных костюмах с лоснящимися, прилизанными волосами.
- Стритер… - начал было принц, но существо, присланное его матерью, сделало движение рукой, призывая его к тишине, и в жесте этом было не больше уважения, чем в отношении родителя к надоедливому ребенку во время долгой автомобильной поездки.
- Не будь ты таким нетерпеливым, шеф. Просто расслабься и получай удовольствие. - Он ухмыльнулся в полумраке. - Я так думаю, были времена, когда твоя женушка давала тебе подобные советы.
Артур хотел было возразить на это мучительно точное замечание, но тут распахнулась дверь и вошла полупрозрачная фигура мистера Дедлока - полы его фрака развевались, на лице застыло выражение бесшабашной решимости.
Старая королева, которой вот уже сто шесть лет как не было в живых, скривила губы в отвратительном подобии улыбки.
- Чему мы обязаны столь редкому удовольствию?
Человек из Директората, казалось, был возбужден и чувствовал себя не в своей тарелке.
- Прошу меня простить, ваше величество. Простите эту спешку и мое неучтивое вторжение. Но у меня не оставалось выбора - я должен был вас увидеть.
Королева с молчаливым безразличием разглядывала своего подданного.
- Ваше величество, я не верю, что Левиафан - тот, за кого себя выдает. Вы ведь, разумеется, помните, что это имя упоминается в Библии? Это морское чудовище, громадный змей, монстр о семи головах.
- Ах, Дедлок, Дедлок. - Голос королевы звучал неодобрительно - так билетный контролер разговаривает с пойманным не в первый раз поездным зайцем, который выдумывает очередное бредовое объяснение отсутствию у него билета. - Нет ни малейшей нужды в таких театральных жестах. Левиафан говорил, что вы, вероятно, так и будете реагировать. Прошлой ночью он сказал мне, что сомневающиеся непременно найдутся.
- Прошлой ночью, мадам?
- Он снова приходил ко мне во сне и сказал, что я должна делать. Я должна в его честь построить часовню у Балморала. Он защитит наши границы. Он сохранит нашу империю и сделает так, что наш Дом будет править ею вечно.
- А вы никогда не думали, что мы можем добиться всего этого без помощи вашего Левиафана?
Королева, казалось, даже не услышала этого вопроса.
- Кажется, я не представила вас моим стряпчим, - сказала она. - Они сейчас вовсю работают над контрактом.
Трое человек, как заводные манекены, вышли из-за спины королевы.
- Прошу вас познакомиться - фирма Холворма, Квилинана и Килбрета.
Первый из троих протянул руку и заговорил на безупречном английском - на каком разговаривают лучшие выпускники аристократических частных школ.
- Рад познакомиться, мистер Дедлок. Джайлс Холворм.
Вперед вышел следующий стряпчий и тоже протянул руку.
- Джим Квилинан, - сказал он с напевным ирландским акцентом. - Очень рад с вами познакомиться.
- Робби Килбрет, - сказал третий стряпчий - этот говорил на глуховатом шотландском диалекте. - Рад встрече.
- Джентльмены, - сказала королева. - Вы получили инструкции. Вы знаете, где искать мальчика? Левиафан указал вам направление?
Холворм поклонился.
- Да, ваше величество.
- Я знаю, что могу положиться на ваше благоразумие. Встретимся завтра.
Стряпчие согласно кивнули и, пятясь, чтобы не поворачиваться спиной к монархине, с мучительной уважительностью удалились из комнаты.
- Не правда ли, они забавные? - сказала королева, когда они вышли.
- Мадам?
- Да, мистер Дедлок? Что вы хотите узнать?
- Я хочу, чтобы вы подумали, мадам. Прошу вас. Подумайте хорошенько, прежде чем предпринимать какие-то действия, в которых вы потом можете раскаиваться.
- Приходите завтра. Тогда все увидите сами. Когда мы закончим, вы падете на колени и будете поклоняться ему вместе со мной.
- Завтра, мадам? А что произойдет завтра?
Королева чуть подалась к Дедлоку, и Артуру Виндзору показалось, что даже со своего места вдалеке он видит огоньки безумия, пляшущие в ее глазах.
- Нечто замечательное, мистер Дедлок. Нечто величественное. Завтра Левиафан спускается на землю.
Направляясь назад в свою квартиру приблизительно через полчаса после того, как я простился со старушкой, я заметил, что точная копия моего старого велосипеда, брошенного на работе в тот день, когда меня приняли в Директорат, была пристегнута к тому самому фонарному столбу, который использовал я для своей развалюхи. Странно, подумал я. Какое совпадение.
Войдя в дом, я увидел Эбби за кухонным столом, она попивала винцо с последним человеком, которого я предполагал здесь увидеть.
- Барбара?
Одетая в неприглядное ворсистое платье, с неудачной короткой стрижкой, эта пухлая девица хихикнула, увидев меня.
- Генри, привет.
- Вы как здесь оказались?
- Я пригнала ваш велосипед. Вы оставили его на работе. - По краям ее щек зарозовело что-то вроде румянца. - Я его пристегнула цепочкой возле дома.
Меня это тронуло.
- Очень мило с вашей стороны. Я о нем совершенно забыл.
- Вам он на новой работе не нужен?
- Вообще-то не нужен. Обычно за мной присылают машину.
Барбара восхищенно просияла.
Тут вмешалась Эбби.
- Мы как раз тут сидим - знакомимся, - сказала она. - Я сказала, что Барбара могла бы оставить велосипед мне, но она, похоже, была полна решимости увидеть тебя.
Барбара зарумянилась.
Эбби со значением посмотрела на меня.
- Мы думали, ты появишься раньше.
- Я был в больнице.
Барбара, услышав это, прониклась восхищенным сочувствием, Эбби посмотрела на нее с нескрываемым раздражением.
- Я так вам сочувствую, - сказала Барбара. - Есть какие-нибудь изменения?
- Не думаю, что в его состоянии произойдут какие-нибудь изменения.
- Выпей, - сказала Эбби. - За компанию.
Я сел, налил себе вина и спросил у Барбары, как у нее дела на работе.
- Вы же знаете, какие там дела. Материалов больше, чем мы можем обработать. Даже хранилище в Норбитоне переполнено. А Питер ведет себя как-то странно.
- Значит, никаких изменений, - сказал я, и Барбара услужливо рассмеялась.
- Меня постоянно посылают в экспедицию. - Пухлая девица наклонилась ко мне. - А эта женщина оттуда - ну, которая жирная и потливая. Я ее боюсь.
- Да-да, знаю, - сказал я. - Я помню. Но вы-то как поживаете?
Пока Барбара болтала о всяких пустяках, Эбби свернулась на своем стуле и угрюмо прихлебывала вино.
- Я вчера провела великолепнейший вечер с вашим мистером Джаспером, - сказала Барбара.
И тут подозрение зародилось в моем мозгу.
- Вот как?
- Очень милый человек. Такой внимательный.
Меня это встревожило, хотя я и не знал почему.
- И вы еще будете с ним встречаться?
- Наверняка, - сказала она. Голос ее прозвучал слишком уж уверенно, и она добавила: - Я надеюсь…
Эбби зевнула, потом с демонстративным удивлением посмотрела на часы.
- Боже мой - неужели уже так поздно?
- Какая занудная особа, - сказала она, как только за Барбарой закрылась дверь.
Я поставил чайник на плиту.
- Ну, занудной я бы ее не назвал.
- Она явно находит тебя очаровательным.
- Что ты имеешь в виду?
- Приехала сюда, чтобы привезти эту груду старого железа. Как-то это неловко.
- Думаю, это жест любезности.
- Жест любезности? - Мое предположение явно показалось ей нелепым. - А я думаю, она на тебя запала.
Я слышал, как закипает чайник.
- Что это ты имеешь в виду?
Эбби сложила на груди руки.
- Это видно по ее глазам.
- Ерунда. С какой стати Барбаре интересоваться мной? Так ты будешь кофе или нет?
Эбби прошлепала прочь из кухни.
- Этого еще не хватало, - пробормотал я. - Слушай, а может, ты просто ревнуешь?
Единственным ответом мне был хлопок двери - она удалилась в свою комнату.
Я серьезно подумывал - не постучаться ли мне в эту дверь, не заключить ли Эбби в объятия и не признаться ли в том, что я совершенно безнадежно и всепоглощающе влюблен в нее (и что Барбара ни в малейшей степени меня не интересует), но тут меня отвлек дверной звонок.
На пороге топтался водитель Директората.
- Берите пальто, - прохрипел он. - Старосты хотят вас на пару слов.
Я постарался как можно шумнее снять пальто с вешалки и подготовиться к уходу, но Эбби не вышла из своей комнаты, а меня снедала гордыня - и я не сказал ей, что ухожу.
У Барнаби в машине работало «Радио-четыре»[40]- передавали какую-то вечернюю дребедень с участием двух преподавателей, которые бурно спорили о раннем творчестве Герберта Уэллса.
- Ученые, - сплюнул Барнаби, когда мы проехали мимо станции Тутинг-Бек и начали обычный долгий выезд из Южного Лондона.
- Но разве вы не были одним из них? - робко спросил я.
- Ну да, - сказал Барнаби, и в голосе его послышалась еще большая, чем обычно, воинственность. - Только разница в том, что я знал, о чем говорю. И продолжал бы говорить до сих пор, если бы эти мерзавцы не подставили меня. Если бы они не состряпали этого вранья…
- Где сегодня Джаспер? - спросил я, не желая слышать еще одну вспышку раздражительности Барнаби. - Где Стирфорт?
На лице водителя появилась гримаса.
- Слишком трусливы. Настоящие бабы. Та еще парочка.
- Я не верю, что они трусы, - тихо сказал я. - Все дело в Хокере и Буне - они кого угодно напугают.
Ворчанье с переднего сиденья.
- Вы их когда-нибудь видели?
- Нет, - ответил он, хотя по тому, как он это сказал, я понял, что он лжет.
Я хотел было продолжить расспросы, но Барнаби включил звук на максимум и весь остаток пути не отвечал ни на какие вопросы.
Десятки репортеров и фотографов, которые толкутся и прихорашиваются перед домом номер десять в дневные часы, давно уже разошлись по домам, а те, кто остался - солдаты, охранники, полицейские в штатском, - все они безропотно, покорно расступились передо мной, и я снова подивился тому, что слово «Директорат» действует как лучшая из отмычек.
На этот раз я вошел в дом на Даунинг-стрит один. Барнаби остался в машине, где с мрачным видом переворачивал страницы книги «Эрскин Чайлдерс и драма утопизма: о (ре)конфигурации большевизма в „Загадке песков“».[41]
Гнетущее ощущение, возникшее, когда я решительно направился в этот мишурный дом, на сей раз, мягко говоря, было сильнее, чем в прошлый. Я прошел в библиотеку, шагнул за дверь-картину, спустился в глубины, миновал безмолвную галерею уродов и вурдалаков, на цыпочках прошел по сумеречному коридору и наконец оказался у последней камеры, этого жуткого места заточения Старост.
Охранник, чья рука, белея костяшками пальцев, крепко держала автомат, грубовато кивнул, и мне показалось, что где-то глубоко под маской военного безразличия я увидел проблеск участия, слабый намек на сочувствие.
В камере меня ждали люди-домино, они сидели в шезлонгах, а их корявые волосатые ноги покачивались взад-вперед. С моего прошлого визита здесь ничего вроде бы не изменилось - помещение было таким же безжалостно аскетичным, если не считать одного особенного нововведения.
В центре круга стоял телевизор, звук которого был включен чуть ли не на максимум. Я услышал переливы заранее записанного смеха, скрип дурацких шуток, вкрадчивый голос одного из наиболее популярных комиков, но, только узнав дрожащий фальцет собственного голоса, каким он был в мои девять лет, я, ошарашенный, понял, что смотрят эти существа.
На экране юный я вошел в декорации, которые вечно шатались, и произнес свою коронную фразу, вызвав бурю записанного на пленку веселья.
Хокер и Бун сидели, мрачно уставившись в экран телевизора, словно это была лекция по фотосинтезу, которую они должны были высидеть до конца в «Двойной науке».[42]
Меньший из двух простонал:
- Господи помилуй.
Хокер печально покачал головой.
- Я должен быть с вами откровенен, старина.
- Должен быть честным.
- Это не самая смешная штука из тех, что мне доводилось видеть.
- Давайте будем искренними, мистер Л. Это так же смешно, как чума.
- Это почти так же смешно, как… - Хокер задумался на секунду, потом хихикнул, - как прокаженная монахиня.
Отвратительная ухмылка перекосила лицо Буна, превратив его в подобие нелепой резиновой маски.
- И нам должно быть прекрасно известно.
Я встал перед ними, не забыв убедиться, что не перехожу меловую линию.
- Почему вы это смотрите? - спросил я, услышав знакомые грохот и скрежет музыкальной темы.
- Не кино, а настоящая помойка, правда, сэр?
Хокер выключил телевизор, губы его сложились в презрительную гримасу.
- Экая гадость, сэр! Первосортная вонючка!
Бун помахал руками у себя перед носом, словно прогоняя воображаемую вонь.
- Тьфу!
- Фэ-э-э!
Я позволил им закончить.
- Я хочу, чтобы вы сообщили мне, где Эстелла, - сказал я, стараясь говорить как можно спокойнее.
Хокер посмотрел на меня пустым взглядом, потом приложил ладонь к уху.
- Кто-кто?
- Эстелла, - ровным голосом повторил я, хотя и знал, что он прекрасно услышал мои слова.
- Ах да. Так и нужно было сказать! Мы собирались сообщить вам об этом в прошлый раз, но вы так стремительно унеслись, что мы не успели. Грубовато, я бы сказал. Довольно бесцеремонно.
- Чертовски неблагодарно, - сказал Бун. - В особенности с учетом того, что мы на уши вставали, чтобы вы чувствовали себя у нас как дома.
- Где Эстелла? - снова спросил я, изо всех сил стараясь говорить спокойным голосом.
Бун поднялся на ноги и обозрел крохотное пространство камеры.
- Вам этого не хватает, сэр? Прежнего шоу?
- Прежнего порядка?
- Рева грима?
- Запаха толпы?
Хотя Старосты покатились со смеху, я постарался сдержаться и прежним тоном повторил:
- Где Эстелла?
- Жаль, что вы такой никудышный актеришка, да, мистер Л.?
- Если бы у вас был хоть какой талантишко, вы бы могли сделать карьеру. А так вы теперь никто, сэр? Верно я говорю, Бун?
- Конечно нет, мой старый мандарин. Он настоящий ноль.
- Где, - мой голос начал выдавать копившееся во мне нетерпение, - Эстелла?
- Экий надоеда.
- Кто-то сильно возмущен.
- Юный мистер Ламб сегодня встал не с той ноги.
Я сверлил их взглядом.
- Мне необходимо знать, где она.
- Ишь, какой пройдоха!
- У вас отвратительный характер, мистер Л.
Я изо всех сил старался не слушать.
- Я хочу знать, где находится Эстелла.
- И вы полагаете, что на этом все закончится, сэр? Вы думаете, что стоит вам найти эту даму, и они позволят вам вернуться к прежнему образу жизни? Нетушки, старина. Из Директората никто так просто не уходит. Вы так до самого конца и будете тащить этот воз.
- Где Эстелла? - сказал я.
Бун ухмыльнулся.
- Даже те, кто не присоединяется к шайке Дедлока, в конечном счете умирают за нее, - сказал он. - Например, ваш папочка.
Я почувствовал, как щупальца страха обвивают меня.
- Не смейте говорить о моем отце.
Хокер радостно захлопал в ладоши.
- Великолепно, сэр! А то вы уже начали звучать как заезженная пластинка.
- Ваш папуля, - сказал Бун, - никогда не вступал в Директорат. Ваш дедушка ему ни слова об этом не сказал.
- Он хотел, чтобы его сыночек жил нормальной, скучной жизнью.
- Так оно и было, мистер Л. Ваш папуля был скучнейшим из людей.
- Это неправда! - возразил я.
- Боже мой, да этот парень был настоящий олух!
- И все же… - Бун ухмыльнулся.
Хокер потер рука об руку.
- Как-то раз мы оказали вашему дедушке услугу. Мы рассказали ему о Процессе.
- О Процессе? - Я чувствовал себя на краю пропасти. - О чем вы говорите?
- И взамен мы просили совсем немногого, правда, Хокер?
- Конечно немногого, Бун. Мы ведь не жадные ребята.
- Речь шла только о самых малых услугах. О пустяковейших пустяках.
- И что же он вам обещал? - выдохнул я.
- Он обещал нам свою плоть и кровь, - сказал Хокер.
- И мы были готовы и ждали в тот день, когда с вашим отцом произошел тот несчастный случай.
- Несчастный случай! - прокричал Хокер. - Ах, моя маленькая овечка,[43]теперь вы знаете всю правду.
- Мы заглядывали в обломки машины, в которых он умирал, веселились и смеялись. А еще тыкали в него здоровенной палкой.
Теперь два этих монстра согнулись пополам от безудержного смеха и никак не могли остановиться.
- А какое было у него лицо, - сказал Бун, - когда он там умирал! Он-то думал, мы прибыли его спасать!
- А помнишь, - проговорил Хокер, с трудом вставляя слова между приступами смеха, - помнишь, как мы поливали ему ноги бензином?
На этот раз я сдержался. Я не завопил, не закричал, не стал беспомощно молотить кулаками по стеклянным стенам камеры. Не возникло у меня и искушения ворваться в круг. Вместо этого я спокойно подошел к двери и постучал, давая знак охраннику выпустить меня.
- Ту-ту! - пропел один из Старост. - Приходите к нам снова поскорее. Ведь вы придете, сэр?
- В следующий раз повезет больше, мистер Л.
Новый взрыв смеха. Я услышал, как снова ожил телевизор, услышал резкие первые аккорды старого саундтрека, под который проходила моя жизнь еще до того, как в нее вошло зло. Выходя на ватных ногах в коридор, я надеялся только на то, что эти скоты на заметили моих слез.
Когда я вернулся домой, обнаружилось, что Эбби ждет меня - сидит за столом в гостиной в мужской футболке, держа в руках кружку с черносмородиновым соком.
- Привет, - сказала она.
- Здравствуй, - осторожно ответил я и, попытавшись определить, в каком настроении она пребывает, через несколько секунд решил рискнуть и улыбнулся.
К моему облегчению, она робко улыбнулась в ответ.
- Извини, что так получилось сегодня.
- Нет, это ты меня извини - я виноват.
- Я увидела тебя с этой девицей и… Наверное, я просто погорячилась.
- Честно говоря, - сказал я, снимая пиджак и опускаясь на диван, - Барбара меня ничуть не интересует.
Эбби усмехнулась, и тут я заметил, какая тоненькая на ней футболка, как она подчеркивает очертания ее груди, и не мог отвести глаз.
- Как дела на работе? - спросила она. А я спрашивал себя, заметила ли она, как я пялился на нее.
- Знаешь, - сказал я, - немного изматывает.
- Давай я налью тебе выпить.
- Стакан водички мне сейчас в самый раз, - сказал я и тут же услышал, как она зашлепала на кухню.
Вернувшись, она протянула мне стакан, но не успел я поднести его к губам, как почувствовал ее руки в моих волосах, ее дыхание на моей коже.
- Эбби?
Вода была забыта, я второпях поставил стакан на стол, а она уже целовала мою шею, щеки, виски. На мгновение ее язык застрял в моем левом ухе, и я застонал от наслаждения.
- Извини, - выдохнула она. - Бедный Генри.
Она поменяла положение и села мне на колени.
- Эбби?
- Ш-ш-ш. - Она страстно поцеловала меня в губы, а я ей вроде бы ответил (так, как, по моим представлениям, это надлежало делать).
- Я не ждала, что буду такое чувствовать, - сказала она, когда мы оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание. - Чтобы так скоро. В тебе есть что-то такое…
Опьяненный на мгновение, я позволил себе шутку:
- Я неотразим.
- Не надо портить такую минуту, - недовольно сказала она, кладя свою руку на мою и направляя ее себе под юбку, и я где-то в глубине желудка почувствовал ту же волну паники, что испытал при нашем первом поцелуе, страшную боязнь действия, предательский страх, который невозможно измерить.
- Ты уверена? - спросил я.
Она снова поцеловала меня, я ответил ей. Я только-только начал расслабляться и получать удовольствие, когда мои мысли вернулись к той ужасной камере, к монстрам внутри мелового круга, безжалостному смеху Старост.
И тут я вдруг понял, что Эбби больше не сидит у меня на коленях, а стоит рядом, озабоченная, разочарованная - разглаживает на себе футболку.
- В чем дело? - спросила она.
- Извини, - сказал я. - Я правда хотел…