- Тебе нравится?
Я слишком устал и не чувствовал себя способным хитрить, а потому сказал:
- Мне больше нравится без этой штуки.
- Вот как. - В голосе ее послышалось разочарование. - А я думала, тебе понравится.
- У тебя такой красивый носик - жалко его портить.
Еще не успев договорить, я почувствовал, как мое лицо пунцовеет.
- Правда? - спросила она. - У меня правда красивый носик?
Я уже собирался пробормотать какую-то нелепицу в ответ, но тут мне на выручку пришел телефон - раздалась его настойчивая трель. Я снял трубку, кинув взгляд на Эбби, и мне показалось, что она не меньше моего рада этому неожиданному звонку, избавившему меня от необходимости отвечать.
- Алло?
Голос, надтреснутый возрастом, показался мне знакомым.
- Я разговариваю с мистером Генри Ламбом?
- Да.
- Я из компании «Окна Гадарин». Вы бы не хотели поставить новое окно?
- Разве вы уже не звонили?
- Да, звонила.
- Ответ по-прежнему «нет», - отрезал я. - И мне помнится, в прошлый раз я просил вас больше не беспокоиться на сей счет.
Щелчок. Надоедливые гудки.
Я положил трубку - Эбби закатила глаза.
- Ума не приложу, откуда они узнали мой номер.
Я зевнул.
- Пожалуй, пойду лягу.
- Спокойной ночи. И да, Генри…
- Что?
- Если захочешь поговорить…
- Конечно.
Эбби улыбнулась. Поворачиваясь, чтобы уйти, я увидел, как она прикасается к крылу своего носа, трогает пальцами маленькую горошинку - неожиданно, мило, восхитительно, застенчиво. Я бросил украдкой еще один взгляд и почувствовал что-то незнакомое, что-то странное, но замечательное - оно распирало мне грудь.
Если бы в этот момент я знал все, что должно произойти, то сразу же изгнал бы эти чувства. Задавил бы их в груди в самом зародыше.
На следующий день я решил съездить в дедовский дом. Ни один другой член семейства (и ни один из его халявщиков дружков) не предложил мне своей помощи, и, как единственный из родственников, который когда-либо признавался в искренней любви к нему, я чувствовал лежащий на моих плечах груз ответственности.
День прошел в рутинной суете - шуточки Хики-Брауна, ланч с Барбарой, хождение в экспедицию, грязный взгляд Филипа Статама, целая вечность, проведенная в безделье за компьютером, пока я сидел, уставившись в экран и ждал пяти часов. Когда наконец это закончилось, я порулил к Лондонскому мосту, с трудом затащил велосипед в вагон поезда, направлявшегося в Далвич, точнее на Темпл-драйв, 17, где мой дед поселился еще задолго до моего рождения.
Покрутив педали на подъеме в горку, я свернул на его улицу, проехал мимо выстроившихся в ряд платанов и щитов, истерически возвещавших, что этот квартал находится под юрисдикцией неусыпных граждан. Для меня это было путешествием во времени. Туннелем в мое детство.
Дед жил в небольшом стандартном домике, втиснутом в ряд себе подобных. Дом приходил в упадок - залежи книг на подоконниках, вьющиеся вокруг решетки пожухлые сорняки, приколотый на двери клочок бумаги с надписью от руки: «Торговым агентам вход запрещен».
Я вошел внутрь, оттолкнул ногой горку почты, накопившейся на коврике, и меня тут же захлестнула мучительно-грустная волна воспоминаний. В доме был все тот же запах. Запах жареных сосисок - толстых, жирных, обугленных - единственное, что старик умел готовить. И этим же он неизменно кормил меня, когда я приезжал к нему на каникулы, это же было на столе, когда я мальчишкой возвращался после тех операций в больнице, этим же он кормил меня в тот вечер, когда умер мой отец.
Запах прошлого заполнил мои ноздри, и я как подкошенный свалился в большое кресло в гостиной. В тот момент я бы все отдал, чтобы снова стать восьмилетним мальчиком, чтобы дед был жив-здоров, чтобы все казалось не таким жестоким и более невинным.
Что-то маленькое и пушистое потерлось о мою ногу, и я, опустив глаза, увидел упитанного серого кота, с надеждой уставившегося на меня. Я осторожно протянул руку. Зверек не пустился наутек, и я погладил его, а он в ответ принялся довольно мурлыкать.
- Ты, наверное, голодный, - сказал я.
В кухонном столе обнаружилась пара жестянок с кошачьей едой. Я открыл одну и вывалил ее содержимое в блюдце - котяра с удовольствием набросился на еду. Съев первую порцию, он принялся клянчить еще.
Кроме кота в доме обнаружилось кое-что еще, мне не знакомое. Как и всегда, гостиная была завалена книгами, но это были другие книги. Я помнил потрепанные сценарии (Галтон и Симпсон,[18] «Шоу Гуна»,[19]ЭОО,[20] «Военно-морской жаворонок»[21]) - стопки комедий высотой в полстены. Но теперь все было иначе. Я увидел книги по самым невразумительным эзотерическим темам - объемистые, дорогие на вид тома в твердых обложках по прорицанию, телепатии, хиромантии, картам Таро, масонству, о Распутине, метемпсихозе, госпоже Блаватской, астральной проекции, Нострадамусе, Элифасе Леви,[22]приготовлении к человеческим жертвоприношениям и о конце света. Книги с пугающими, удивительными названиями. Книги со странным запахом, вызывающие дрожь при прикосновении.
Теперь ничего этого, конечно, не осталось.
В последние годы я встречался с дедом реже, чем следовало бы, а дома у него вообще почти не бывал. По правде говоря, всего два раза - когда искал работу, и мы весь день просматривали объявления в газетах, а в другой раз, несколько месяцев назад, когда мы занимались почти тем же, только теперь искали жилье, и он нашел мне квартиру в Тутинг-Беке. После этого, когда я познакомился с Эбби, наши встречи с ним сошли на нет.
Испытывая чувство вины и оправдывая себя утешительной ложью, я твердил себе, что, мол, я занят на работе и обживаюсь в новой квартире и дело не в частоте моих визитов к нему, а в их качестве. Но легче от этого на душе у меня не становилось.
И тем не менее я недоумевал, почему раньше не заметил этих книг. Думаю, он приобрел их недавно, но корешки у них были потрескавшиеся, между страницами виднелись закладки из клочков бумаги, на полях были сделаны пометы - я сразу же узнал его руку. Так что книги имели вид довольно зачитанный.
Меня отвлекло радостное «мяу» и новое, решительное соприкосновение с моей ногой. Кот укоризненно посмотрел на меня и засеменил на кухню. Я последовал за ним, собираясь открыть еще одну банку, но тут зверек развернулся, побежал вверх по лестнице и исчез в спальне. Ожидая найти там дохлую мышь или недельной давности беспорядок, я вошел в спальню и обнаружил, что тут тоже произошли перемены.
Здесь стояли небольшая кровать (незастеленная, с брошенными в беспорядке одеялами), столик с номером «Миррор», забрызганным кофе, и механическим будильником, стрелки которого замерли на 12.14. Новой здесь была большая фотография в рамке, висевшая на дальней стене. На фотографии был я в детстве - старый рекламный снимок из сериала «Худшее случается в море» - с торчащими зубами, веснушчатый, запечатленный в момент, когда меня просили еще раз улыбнуться в камеру моей неестественной улыбкой. Несколько мгновений я стоял и смотрел. Видеть что-то из того времени - все равно что быть свидетелем чьей-то чужой жизни, я словно наблюдал события, случившиеся с кем-то, кого я в глаза никогда не видел, а познакомился только по газетным заметкам.
Я обратил внимание, что фотография висит косовато. Кот изогнул шею и поднял мохнатую мордочку кверху, словно тоже смотрел на фотографию и не одобрял такого беспорядка. Потом начал мяукать.
- Подожди, - сказал я, - сейчас дам тебе поесть.
Я подошел к фотографии и попытался выровнять ее, но она была плохо отбалансирована и никак не хотела висеть ровно. В раздражении я отодвинул ее в сторону.
Именно в этот момент я и начал чувствовать: что-то тут серьезно не в порядке, - ощутил первые движения червяка в сердцевине яблока.
За фотографией была серая ровная металлическая поверхность. Никаких петель или отверстий на ней я не увидел, только нечто похожее на скважину под ключ, а внутри - острые металлические заусенцы. Это была какая-то непонятица, еще одна тайна в доме моего деда.
Зазвонил дверной звонок.
Кот испуганно мяукнул, втиснулся ко мне между ног и так и остался там, дрожа.
Я ощутил совершенно необъяснимый приступ страха. После секундной паузы звонок повторился. Бросив последний взгляд на металлическую плиту, я поплелся вниз и открыл дверь.
Передо мной стоял человек с кукольным лицом - мистер Джаспер.
- Привет, Генри.
Его появление здесь было настолько из ряда вон выходящим, что я на какое-то время потерял дар речи.
- Нам нужна ваша помощь, - сказал он. - Пригласите меня в дом.
Кот спустился вместе со мной и теперь, дрожа от страха, терся у моих ног.
- Что вы здесь делаете? - спросил я наконец.
- Вы что - не хотите пригласить меня в дом? - Джаспер говорил таким тоном, будто обращался ко мне с какой-то совершенно естественной просьбой, словно его вторжение в дом старика было совершенно нормальным. - Ваш дед предпринял кое-какие меры безопасности. Здесь и в больнице. Нам понадобится ваша помощь.
- Моя помощь? Какого черта вам надо?
- Впустите меня в дом, мистер Ламб.
- Нет, - сказал я, и страх неожиданно пронзил меня. - Я думаю, вы должны немедленно уйти. Это посягательство на неприкосновенность жилища.
Джаспер обнажил зубы в деланом подобии улыбки. Словно испугавшись этой гримасы, кот проскользнул у меня между ног и прыснул прочь.
- Вы что - следили за мной?
- Вы пожалеете, если не впустите меня. Мы дунем, плюнем - ваш домик и развалится.
- Уходите. - Дрожь в моем голосе была почти незаметна. - Или я вызову полицию.
- Ах, мистер Ламб, полиция нам не указ.
И тут он сделал нечто воистину странное. Задрал голову и уставился куда-то вверх.
- Я согласен, сэр, - сказал он, и ничто в его манере не предполагало, что он обращается ко мне. - Я думал, что он будет выглядеть получше. - Его взгляд обшарил меня. - И постройнее, если откровенно. И почище.
- С кем это вы разговариваете? - спросил я.
Джаспер улыбнулся.
- Я ухожу, - сказал он. - Но запомните: в том, что произойдет дальше, вам некого винить, кроме себя самого.
Он развернулся и пошел прочь. Я слушал, как цокают по асфальту его дорогие туфли, но скоро шумы Лондона (рычание машин, вой сирен, чахоточный кашель автомобильных стереодинамиков) поглотили этот звук, и не осталось ничего, свидетельствовавшего, что Джаспер вообще был здесь, ничего, подтверждавшего, что он не игра воображения большого города.
Когда я проснулся на следующее утро, мне потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить события, случившиеся после вторника. Несколько благодатных секунд все это казалось нематериальным и эфемерным, как сон. Но когда я выбрался из постели, натянул халат и растрепанный, с опухшими глазами поплелся на кухню, все вернулось на свои места, и я громко застонал от этих воспоминаний.
К моему удовольствию, Эбби уже встала и сидела в пижаме на диване. Моя домохозяйка принадлежала к тому разряду женщин, которые выглядят особенно привлекательно в самом своем растрепанном и совершенно неотразимом виде - когда только выбираются из кровати, неприбранные, нечесаные и немного пахнущие сном.
- Привет, - сказала она.
- Доброе утро. - Хотя я и жаждал встреч с нею, но когда видел ее, смущался и не мог найти слов.
- Ты в порядке?
- В полном, - солгал я. - Чудны е какие-то денечки выпали.
- Я понимаю.
Я с трудом проглотил слюну.
- Если хочешь, могу рассказать тебе об этом сегодня вечером.
- Да, хочу.
Я заметил в ней что-то новое.
- А где твоя горошинка?
- А-а, я от нее избавилась. Вообще-то такие штуки не для меня.
Может, виной тому мое воображение, но я был уверен, что она покраснела.
Когда я пришел на работу, возле моего стола стояла Барбара и аккуратно укладывала мои вещички в картонную коробку. Степлер, цветок в горшке, пачку салфеток, древнее фото моего отца.
- Здравствуйте, - сказал я. - Что вы делаете?
- Генри, - девушка побледнела, - вы что - ничего не знаете?
Я и спросить не успел, что она имеет в виду, как на столе зазвонил телефон, требуя моего внимания.
Я поднял трубку.
- Генри Ламб слушает.
- Это Питер. Вы мне нужны на пару слов. Срочно.
Я положил трубку и недоуменно повернулся к Барбаре, которая в ответ только сочувственно пожала плечами.
- Я, пожалуй, пойду, - сказал я, направляясь в кабинет Хики-Брауна, куда вошел, даже не потрудившись постучать.
Рядом с моим начальником стояла знакомая фигура.
- Вы помните мистера Джаспера? - спросил Питер.
- Доброе утро, - сказал человек с отпилингованным лицом.
- Здравствуйте, - сказал я.
Мистер Джаспер улыбнулся.
- Буду ждать вас в коридоре.
Он вышел, не забыв закрыть за собой дверь.
Хики-Браун вздохнул, уселся на свое место и сделал жест рукой, показывая, что мне следует сесть напротив.
- Извините, если вам кажется, что все это через край, - сказал он. - Я понимаю, у вас была трудная неделя.
- Да что такое происходит, черт возьми?
Питер посмотрел на меня ничего не выражающим взглядом - то ли из осторожности, то ли и правда ничего не знал, я так и не понял.
- Мистер Джаспер ответит на все ваши вопросы.
- Да? А кто он такой - этот мистер Джаспер?
- Я вам уже говорил. Он из особого отдела. Я бы на вашем месте не беспокоился. Это часть Службы.
- Он приходил в дом моего деда. Он сказал, что полиция ему не указ.
Хики-Браун не осмеливался смотреть мне в глаза.
- Он, наверное, пошутил.
- Пошутил? А почему Барбара собирает мои вещи? Вы что - избавляетесь от меня?
- Вас переводят.
- Как это?
- Вы сами виноваты, Генри. Ваша работа классификатора закончилась.
- Что?
- Лучше поторопитесь. Он вас ждет.
Хики-Браун поднялся, прошел мимо меня и открыл дверь, давая понять, что наш разговор окончен - точка.
Я вышел из кабинета и обнаружил, что Джаспер стоит, опираясь на то, что было моим столом, и мило болтает с Барбарой. Она похихикивает в ответ, проводит пальцами по волосам, притрагивается пальцем к уголку рта и вообще кокетничает.
Увидев меня, Джаспер ухмыльнулся.
- Вот и вы!
Барбара, странным образом воодушевленная, поцеловала меня в щеку.
- Удачи вам, Генри.
Я стоял онемевший и неподвижный, словно манекен в витрине, а Джаспер сунул мне в руки коробку с моими вещами.
- Держите. Нам лучше поспешить.
- Прямо сейчас?
Джаспер кивнул.
Барбара сжала мою руку.
- Молодец, - прошептала она. - Удачи.
Я нервно откашлялся.
- Всем до свидания, - сказал я, обращаясь к присутствующим. - Похоже, я переезжаю.
Коллеги будто и не слышали моих слов. Ответом мне было лишь тюканье пальцев по клавиатуре, телефонные звонки, ленивые вздохи ксерокса. Кто-то, конечно, методично хрумкал чипсами. Сыр с луком, кажется. Я чуял запах.
Как только мы вышли из здания, Джаспер выхватил у меня из рук коробку и швырнул ее в ближайшую урну.
- Почему вы это сделали? - сказал я, стараясь, чтобы мой голос не звучал слишком жалобно.
- Там, куда мы идем… - Джаспер вышагивал впереди меня, - уж вы мне поверьте, вам горшок с цветком не понадобится.
Я семенил за ним, стараясь не отстать. Мы прошли мимо Южного банка, мимо Национального театра, НКТ,[23]ресторанов, книжных киосков, художников, рисующих на асфальте, мимо продавцов «Биг иссью»[24]и скейтбордистов, людей в шубах, жарящих каштаны. Мы направлялись в сторону огромного сверкающего сооружения «Глаза».
- И где же находится ваш отдел?
- Вы сразу узнаете, как увидите.
- Не понимаю.
- Кстати, - перевел разговор на другую тему Джаспер, - я думаю, вам следует купить новый костюм. Это старье носить уже больше нельзя. Это будет неприлично.
- Вот как.
- Эта девица у вас в офисе… Барбара, кажется. Вы, наверное, не знаете, есть у нее кто-нибудь близкий? - Тон Джаспера сменился со скрытой угрозы на нечто более похожее на приятельские отношения.
- Что? - переспросил я.
- Ну есть у нее, скажем, приятель? Кто-нибудь особенный в ее жизни?
Я в ответ оторопело:
- Понятия не имею.
- Гммм. Любопытно. - Похоже, он смаковал какой-то образ, возникший в его воображении, и наконец воскликнул: - Она идеальна, мистер Ламб. Эта девушка была просто идеальна!
- Что вы имеете в виду?
Мне пришло в голову, что это какая-то офисная шутка и, может быть, меня ради чьей-то забавы на один день выдали в руки сумасшедшего. Я украдкой огляделся - нет ли где скрытой камеры.
Джаспер резко остановился.
- Мы пришли.
Я, ошарашенный, поднял голову.
- Но это же «Глаз».
- Заходите.
Десятки туристов томились в очереди, которая продвигалась вперед черепашьим шагом. Джаспер прошел мимо них в первый ряд, и самое удивительное было то, что никто, казалось, и не возражал, почти как если бы нас вообще не заметили. Я обратил внимание, что, несмотря на всю свою браваду и самодовольство, Джаспер, казалось, внимательно оглядывал каждого из них, словно искал кого-то знакомого. Я заметил, что он не раз оглянулся и нервно осмотрел очередь за нами.
- Вы кого-то ищете? - спросил я.
- Врага, мистер Ламб. Враг не дремлет.
- Враг? - переспросил я, все больше убеждаясь в том, что это обернется каким-нибудь изощренным розыгрышем.
Мы добрались до начала очереди, прошли мимо билетера, который нам и слова не сказал, и остановились перед открытой кабиной, наполненной группой японских туристов. Все они ощетинились путеводителями и камерами, совершенно не замечая нас двоих.
Джаспер показал мне на кабину.
- После вас.
Туристы нас не замечали.
- Но тут народа битком.
- Доверьтесь мне.
Я не шелохнулся.
- Мистер Ламб, то, что вы должны сейчас увидеть, более чем совершенно секретно. Если вы только словом обмолвитесь о том, что увидите сегодня, против вас будут приведены в действие самые крайние меры. Вам это ясно?
Я кивнул, чувствуя легкое головокружение, словно это был сон и я знал, что мои поступки не окажут никакого воздействия на реальный мир.
- Ну так идите же тогда.
- Не могу. Кабина переполнена.
Джаспер, казалось, потерял терпение.
- Да идите же.
Он подтолкнул меня, и я вошел в кабину. К моему удивлению, я прошел сквозь толпу туристов так, словно они были не более чем туманом - болотные огоньки, вцепившиеся в сувениры, цифровые камеры и ламинированные карты города.
Джаспер ловко вошел следом за мной.
- Дым и зеркала… - пробормотал он тоном, каким говорят, пытаясь успокоить ребенка, разбуженного ночью кошмаром.
Внутри кабины было темнее и просторнее, чем я предполагал. Словно во сне я услышал, как с пневматическим шипением закрылась дверь, а затем кабина начала ровно подниматься. Внутри стоял запах, который показался мне смутно знакомым и вызывал ассоциации со штукатуркой и бородавками. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить. Это была хлорка - запах общественного бассейна.
Вид на Лондон нам затеняло нечто, похожее на емкость с водой, которая занимала почти половину кабины, словно мы по ошибке зашли в аквариум. Через воду мы различали лондонские достопримечательности - преломление перекорежило их, сделало необычными: собор Святого Петра вытянулся до неприличия, палаты Парламента сверкали и казались хрупкими, высотки Канари-Варф,[25]удлиненные и искаженные цитадели коммерции, мерцали, словно ты смотрел на них сквозь матовое стекло.
Но еще большее беспокойство у меня вызвало то, что плавало в емкости. Это был мужчина, очень дряхлый, с морщинистой отвисшей кожей со старческими пигментными пятнами. Он был обнажен, если не считать выцветших оранжевых плавок, и, казалось, плавал под водой; его древнее тело, подсвеченное снизу солнцем, купалось в ореоле желтого света.
Как это он дышит под водой, спрашивал я себя, но в конце концов отмел мысль о том, что он жив, как явно абсурдную.
Потом, хотя я и понимал, что это совершенно невозможно, старик заговорил. Губы его двигались под водой, но слышал я его совершенно отчетливо, как если бы он стоял рядом. Голос у него был низкий, скрипучий, печальный, говорил он со странными модуляциями.
- Добро пожаловать, Генри Ламб! - сказал он с такой теплотой, словно знал меня давным-давно. - Меня зовут Дедлок. Это Директорат. Вы только что были мобилизованы.
- Мы в Директорате не имеем дел с добровольцами. - Человек, назвавшийся Дедлоком, раскачиваясь в воде, улыбался мне с вызывающей бодростью, не отвечающей его возрасту. - Теперь вы - один из нас.
Я открыл рот, собираясь что-нибудь сказать, но в голову не приходило ни единого слова. Вместо этого я смотрел на торс старика, зачарованный рядами складок на его коже, этими клапанами плоти, которая подрагивала и пульсировала, словно жила независимой жизнью.
Жабры?
Нет, не может быть, чтобы у этого человека были жабры.
Дедлок сверлил меня свирепым взглядом.
- Мы в разгаре войны. И боюсь, мы ее проигрываем.
Несколько минут во рту у меня была такая сушь, что я и слова не мог сказать. Но вот наконец мне удалось выжать из себя:
- Война? А кто воюет-то?
Старик изо всех сил шарахнул кулаком по стенке аквариума. Мы с Джаспером отпрянули в сторону, а я подумал: что сталось бы с Дедлоком, если бы стекло треснуло и вода вылилась, - начал бы он биться и трепыхаться, как выброшенная на берег рыба?
- На протяжении шести поколений в этой стране идет тайная гражданская война. Эта организация - единственное, что стоит между народом Британии и его забвением.
Я пребывал в полном недоумении.
- Я не понимаю.
- В понимании нет необходимости. С этого момента вы просто должны выполнять приказания. Вам ясно?
Смутно вспоминаю, что я кивнул.
- Вы не должны никому говорить о том, что видели здесь. Об истинных целях Директората знают всего около двух десятков человек.
Я даже умудрился выдавить из себя возражение.
- А что будет, если я отвечу «нет»?
- С вами? Абсолютно ничего. А вот с вашей добрейшей матушкой… С вашей очаровательной домохозяйкой… - Он, казалось, немного смягчился. - Ваше жалованье многократно увеличится по сравнению с тем, что вы имели на прежней работе. Вдобавок мы предлагаем прекрасное пенсионное обеспечение. Нет худа без добра, Генри Ламб, нет худа без добра…
У меня закружилась голова, мне показалось, что это помещение с его невероятным обитателем отодвинулись от меня, стали далекими и нечеткими, как мир, на который смотришь через перевернутый телескоп.
- Вода… - неуверенно проговорил я. - Вы под водой.
- Околоплодная жидкость, - прошипел старик, корча гримасу, словно прогоняя какое-то отвратительное, давно забытое воспоминание. - Это не моя идея. - Его глаза презрительно скользнули по моему телу.
- Вы были близки со своим дедом, молодой человек?
Я сказал - да, был близок.
Он кивнул.
- А имя Эстелла вам что-нибудь говорит?
Мне только и удалось что выдавить из себя «нет».
- Вы должны были слышать это имя. Неужели он никогда о ней не говорил?
- Никогда.
Человек в аквариуме издал ужасающий скрежещущий звук, и я для себя решил, что это ближайший эквивалент вздоха.
- Если вы и в самом деле ничего не знаете, то война, возможно, уже проиграна.
- Какая война? С кем вы сражаетесь? Кто враг?
- Вы знаете их, - сказал Дедлок, и в голосе его были слышны ненависть и желчь. - Вы встречаетесь с ними, куда бы ни пошли. - Губы его дернулись, словно он не мог решить, то ли ему улыбнуться, то ли изобразить презрительную ухмылку. - Мы сражаемся с британской королевской семьей с тысяча восемьсот пятьдесят седьмого года. Мы находимся в состоянии войны с Домом Виндзоров.
Я помню, что пробормотал какие-то возражения, а потом ноги мои стали как ватные, все начало терять резкость, и на меня опустилась темнота.
Дедлок не сводил с меня глаз, в которых читались презрение и разочарование.
- Ай-ай-ай, похоже, и среди нас есть слабаки.
Я потерял равновесие и, шагнув назад, свалился в руки мистера Джаспера, но, перед тем как вырубиться, снова услышал голос старика - горький и саркастический.
- Его дед будет ужасно горд.
Я пришел в себя на следующее утро, несколько часов спустя после того, как будильник обычно выгонял меня из сна; чувствовал я себя как боксер после нокаута, меня мутило и немного потряхивало. Рядом с кроватью стоял стакан с водой, лежали пакетик «алказельцера» и маленькая квадратная карточка кремового цвета, на которой было нацарапано следующее:
«Явиться утром в понедельник. Мы пришлем машину в 8».
За этим шла неубедительно задушевная приписка:
«Желаем хороших выходных».
Помывшись и почувствовав, что проснулся не меньше чем на семьдесят процентов, я включил компьютер, залез в Интернет и в «Google» набрал слово «Директорат». Результат - нуль. Если верить лучшей поисковой машине в мире, то организации, которая, по словам Дедлока, была последней надеждой народа Британии, не существовало.
До ухода Эбби я позавтракал вместе с ней и, парируя ее недоуменные вопросы импровизациями на тему получения неожиданного повышения, спросил, один ли я вернулся вчера домой. Она стрельнула в меня странно разочарованным взглядом. Да, сказала она. Вчера вечером она никого не видела и не слышала, кроме меня.
Мы вместе помыли посуду, и она отправилась на встречу с какими-то друзьями, оставив меня бездельничать перед телевизором. Я бесцельно переключал каналы с викторины на ситком, с ситкома на детектив, спрашивая себя, уж не показывают ли всю эту муру, чтобы скрыть истинное положение дел в мире, ту грязь и мерзость, что окружают нас.
В воскресенье, отчасти из-за того, что я не смог придумать ничего лучше, а отчасти из-за того, что мистер Джаспер довольно настоятельно намекнул на это, я отправился в город, где купил себе новый серый костюм, пару сорочек и нижнее белье и где на короткое время мир снова показался мне почти нормальным.
Ближе к вечеру я посетил деда. В палате было больше народу и шумнее, чем прежде, она была набита семьями, которые, исполнившись чувства долга, пришли навестить полузабытых родственников, помещение заполняли их виноватые лица, их скучающие чада и поникшие виноградные гроздья. Они сидели, подавляя зевки, произнося бессмысленные слова, и каждую минуту поглядывали на часы - сколько там еще осталось до того, как их попросят на выход.
Я взял обтянутую тонкой кожей руку деда в свои и лишь раз нарушил молчание, чтобы сказать:
- Что же такое ты скрывал от меня? Что тебе приходилось прятать?
Никакого ответа, кроме нескончаемых укоризненных побикиваний реанимационной системы.
Безделье неожиданно закончилось. Утром в понедельник я вскочил с кровати, принял душ и позавтракал не меньше чем на час раньше того, что требовалось. Я смотрел утренние новости, которые, как обычно, навевали ощущение кризиса и катастрофы, такое же волнение и тревогу я испытывал, наверное, в первый раз отправляясь в школу. Эбби появилась в пижаме и халате, невыразимо изящная, хотя и с опухшими после сна глазами.
- Ты что-то рано.
- Сегодня у меня первый день на новой работе.
- Я знаю. - Она усмехнулась. - Уж я-то этого не могу забыть.
- Очень даже можешь, - пробормотал я. - Что тебе за радость помнить дела постояльца.
Она протянула руку и взъерошила мои волосы.
- Ты больше, чем постоялец.
Я покраснел как рак.
- Новый костюм?
Да, ответил я, купил новый.
- Я так и подумала. Но ты что - поедешь в нем на велосипеде?
- Хочешь верь, хочешь нет, но за мной присылают машину.
Эбби вопросительно выгнула брови.
- Твои дела и правда пошли в гору.
Она исчезла в кухне и несколько минут спустя появилась, неся тарелку с шоколадными мюслями. Я встал, посмотрел на себя в зеркало и повернулся, чтобы попрощаться с ней.
- Ну, желаю удачи.
- Пока. И тебе тоже.
Я направился к двери.
- Генри?
Я повернулся.
- Мне очень нравится твой костюм.
- Спасибо.
- Ты прекрасно выглядишь… - Проказливое выражение мелькнуло на ее лице. - Я бы точно не отказалась.
Последовала еще более длительная, чем прежде, пауза, в течение которой я, если по-честному, и сказать не могу, кто из нас покраснел сильнее.
- Пока, - сказал я и принялся возиться с замком.
Лицо мое горело от смущения и невероятной надежды. Я спустился до половины лестницы и был уже в нескольких шагах от улицы, когда меня вдруг осенило. По злой иронии судьбы сегодня у меня был день рождения.
У тротуара стояло видавшее виды такси, к окну которого был прилеплен клочок бумаги с надписью «ЛАМБ». Водитель (неопрятный, непричесанный, незнакомый с бритвой) был поглощен толстой книгой в твердом переплете. Я постучал по стеклу, и он неохотно опустил его.
- Доброе утро, - сказал я, изо всех сил стараясь выглядеть уверенным. - Я Генри Ламб.